письмо влюбленного
отца
Ты на свете всех
милее
Здравствуй, дорогой мой дружище.
Помнится, ты спрашивал меня, как это – стать отцом? Просил рассказать о
моем первенце. Так как нам некогда встретиться, я решил написать тебе. Писатель
я никудышный, так что прости, что не так.
С чего бы начать? С самого начала?
Когда Лешенька родился, он был похож на маленького,
очень сурового краснокожего индейца. Мы с женой гадали, на кого он похож, у
кого из нас присутствуют южно-американские корни. Но пока мы мучились в поисках
родословных, послеродовая припухлость у Лешеньки
исчезла. Вопрос отпал сам собой. Глазки и ротик оказались Иришкины,
а носик, говорят, мой.
Скажу честно, особо сильного
чувства отцовской любви в первые дни я не ощутил. От
этого томился, даже стыдился, дескать, что я за отец?! Сухарь какой-то.
Бесчувственный. Мне стало немного легче, когда узнал, что это нормально. Мое
сердце, оказывается, просто было еще незнакомо с чувством родительской любви.
Нужно время, чтобы адаптироваться.
Потом я понял, что зря переживал.
Очень скоро чувства накатили такой бурной волной, что я ронял слезы счастья,
глядя на это крохотное существо, маленькое, беззащитное, которое потом будет
называть меня папой...
Раньше, когда я слышал рассказы
других молодых родителей, моих друзей, о своих детях, меня это немного
раздражало. Неужели они думали, рассказывая, что мне это интересно? Как именно
их чадо пукает, как пускает
пузыри и как часто их сокровищу надо менять памперсы?
Теперь же я в полноте понимаю, что
именно это и есть самая важная информация на свете. И именно этой информацией неудержно хочется делиться со всеми подряд. Я понял одну
вещь про молодых родителей, которая оправдывает подобное поведение. Родители
знают про своего ребенка то, о чем не догадываются остальные смертные. Родители
уверены: их заинька – самый умный, самый смышленый, самый красивый, самый
милый, самый деликатный. И о таком самом-самом, естественно, интересно слышать
всем!
Это просто удивительно, как с
момента родов начали меняться – и меняются до сих пор – наши с
Иришкой взгляды на отцовство, материнство и вообще на понятие семьи в широком
смысле. Раньше казалось, что ребенок – это, конечно, большое счастье, но в
большей степени – «наша жертва». Жертва сна, времени, личного общения,
наконец, денег. И в первые дни после родов эти
подозрения начали оправдываться. Иришка была измотана и даже удручена: ничего
не успевает! Я был в замешательстве. К мысли о том, что твоя жизнь теперь не
принадлежит тебе – и это навсегда! – нужно привыкнуть.
Шли дни, недели, мы привыкали к
новому образу и темпу жизни. Не помню, сколько прошло
времени, но в один прекрасный день, стоя над кроваткой со спящим Лешенькой, мы посмотрели с Иришкой – вначале на него,
а потом друг на друга и сошлись в одной мысли: мы абсолютно недостойны этого
счастья, которое дал нам Господь! Было стыдно думать о том, что мы
какие-то жертвы и что ребенок – это обуза. Жертва, конечно, была, но без
нее нет ни семьи, ни любви. Зато соотношение жертвы и
получаемого нами счастья было приблизительно один к ста... или к миллиону. Да и
как соизмерить соотношение чувств?!
Не буду тебе подробно описывать,
что и как наш ребенок делает, какие издает звуки, как хмурится, как улыбается,
какие строит гримаски, боюсь, что при этих описаниях
ускользнет самое главное – то, что не поддается словам и ощущениям. Только
теперь начинаю понимать, что означают слова: ребенок – это подарок от
Господа!
Иван ОРЛОВ