жены великих
«Помогай же мне трудиться, Зина!»
Милая, добрая, веселая Феклуша. Некрасов привез ее к себе в Петербург откуда-то из деревни. Ей было 23 года, ему – 48. За спиной писателя – 20 лет трудной, мучительной жизни с первой гражданской женой. Авдотья Яковлевна Панаева покинула их общую панаевско-некрасовскую квартиру на Литейном, так и не став Некрасовой. Были дети, умирали в младенчестве, что очень ранило поэта. Видимо, отсюда так много у него чудесных стихов и поэм, посвященных детям. Шрамы сердца, боль души – рождают поэзию?..
И вот Фекла Анисимовна... Некрасов дал ей новое имя – Зина, Зинаида Николаевна – наградил своим отчеством простую деревенскую девушку. Симпатичная, голубоглазая, она никогда не давала Николаю Алексеевичу сердиться. Позаботится, приласкает, вызовет улыбку своим веселым нравом. Природный ум молодой хозяйки позволил ей быстро освоиться в своем новом положении. Некрасов, как Пигмалион, учил ее всему – грамматике (потом читала корректуру), французскому языку, музыке (купил специально фортепьяно), верховой езде (чтобы сопровождала на охоту). Баловал, одевал, как куколку, вывозил в театр, в Париж, в Карабиху. В деревне Зина много возилась с местными ребятишками.
В доме Некрасова-издателя всегда бывало много литераторов. Зина появлялась на людях, но не пыталась строить из себя хозяйку «салона». Она смотрела на Николая Алексеевича не как на мужа, а как на существо неземное, была благодарная, кроткая душа.
Почему не венчались? Некрасов, хоть и справедливо считается христианским поэтом, к церковным традициям был равнодушен. Зина была религиозна, набожна, он уважал ее взгляды и понятия.
У Некрасова вообще почти нет любовной лирики, нет и любовных стихов, посвященных своей молодой подруге. Из семи лет совместной жизни последние два года – полная посвященность больному, испытывавшему мучительные страдания из-за рака прямой кишки. Вот когда проявилась вся самоотверженная любовь Феклуши-Зины! За два года молодая женщина «сгорела», можно сказать, в жертвенной любви, из-за постоянных бессонных ночей превратившись из цветущей красавицы в старуху. Сиделки? Никто так не умел ухаживать, как верная Зина! Поэт кричал на врачей во время процедур: «Уберите от меня этих палачей!» Два года хронических недосыпаний... Она садилась ночью на пол, ставила перед собой свечу, чтобы не заснуть, не пропустить слабый стон умирающего. В это время и появляются одно за другим рожденные в минуты просветления знаменитые некрасовские стихи, прямо посвященные Зине.
Незадолго до кончины Некрасов пришел к мысли о венчании. Видимо, побудили его на это две причины. Первая – хотел сделать Зине приятное, понимая, что будучи верующей, она переживает из-за своего двусмысленного положения в гражданском браке. Вторая – хотел обеспечить ее средствами, зная о нетерпимом, негативном отношении со стороны родных, особенно сестры, к их «неравному» браку. Начались хлопоты. Венчание, как церковное таинство, по православным правилам должно происходить только в храме. Некрасов не имел сил куда-то выйти и тем более поехать – малейшее прикосновение одежды причиняло ему сильную боль; он лежал фактически голый на диване.
Друг Салтыков-Щедрин придумал, как выйти из положения. Пошел в Адмиралтейскую церковь, нашел армейского капеллана с походной палаткой (для молебнов на поле боя), заплатил большие по тем временам деньги – 500 рублей. Потом батюшку за это незаконное дело лишили сана, а родственники пытались опротестовать подлинность обряда (деньги, деньги! наследство!), но венчание оставили в силе.
В свое время, когда я вела библейские уроки и альтернативные уроки литературы в школе, я привела ребят на экскурсию в музей-квартиру Некрасова на Литейном проспекте. Музей этот непопулярный – было пусто – я усадила моих юных слушателей прямо на пол кружком и заявила: «Вот здесь стояла палатка с аналоем, вокруг ходил босой Некрасов в ночной рубахе. Молились все – и священник, и Феклуша-Зина, и, конечно, Некрасов, его друзья...» Смотрительницы внимательно слушали меня, но не спорили. Здесь, так здесь стояла палатка. Такая вот была подготовка поэта к переходу в вечность... «О Муза! я у двери гроба! Пускай я много виноват...»
Мы не судьи, судит только Бог. Но вот какое сравнение невольно приходит на память. Некрасов долгие годы жил «втроем» – Панаевы и «друг семьи». Тургенев всю жизнь мучился в том же фальшивом положении с семейством Виардо. У одного и у другого – рак, два года мучительных страданий. Тургенев с Некрасовым были в долгой ссоре по литературным делам. Узнав о смертельной болезни своего бывшего друга, Тургенев специально приехал из Парижа. Вошел в квартиру – красивый, нарядный, надушенный, важный. Вошел – и не смог сказать ни слова, увидев перед собой живой скелет. Смотрели глаза в глаза, и оба молчали. Иногда бывает так, что нет подходящих слов. Да и что слова!.. Не знал тогда Тургенев, что очень скоро и он будет в таком же состоянии... Вот какие ситуации дает людям Бог. «Се, стою у двери и стучу...»
Некрасову было 56 лет, Зинаиде Николаевне – 31. Она надела траур и не снимала его до самой своей смерти. Равнодушно расставалась со всей своей обеспеченностью, не стала бороться с родственниками за авторские права, во всем уступала. Замкнулась, никому не давала интервью. Оказалась всеми забыта, скиталась по разным городам.
Был у Зинаиды Николаевны короткий светлый период – встреча с Иваном Степановичем Прохановым, известным евангельским проповедником. Молодой, полный всевозможных планов и проектов, автор большинства наших гимнов. Зинаиде Николаевне было тогда 45 лет, она жила в Крыму, под Симферополем, с племянницами. Те пригласили ее на евангельское собрание, которое вел Проханов. Вдова обратилась к Господу, приняла водное крещение, стала членом церкви. Проханов тогда задумал устроить евангельскую коммуну «Ветроград», вдова Некрасова пожертвовала большую сумму на приобретение земли. Вместе, с большим вдохновением работали, по вечерам читали и размышляли над Библией. К сожалению, это доброе дело быстро прекратилась, арестовали отца Проханова, и ему пришлось срочно уехать. Начались полицейские неприятности, и в 1894 году Зинаида Николаевна отправилась в Саратов, видимо, кто-то у нее там был.
Подробностей последующей ее жизни мы не знаем. Почему не получилось дружбы с местной баптистской общиной – тоже не знаем. Незадолго до ее смерти, в 1915 году ее разыскал накрасовед Евгеньев-Максимов, о чем он написал в своих воспоминаниях. Увидел жалкую старушку, сидевшую в притворе церкви, она не хотела войти в зал, не хотела ни о чем говорить, лишь повторяла: «Какие жестокие люди!» И прижимала к себе потрепанную Библию: «Только здесь – все мое утешение!»
Евгеньев-Максимов, видя ее набожность, спросил, каким христианином был сам Некрасов. Она затруднилась, потом убежденно ответила: «Он был добрый самарянин, всем помогал, всем!»
…Просила похоронить ее в белом, по православному обычаю, рядом с могилой Чернышевского, верного друга Некрасова. Такая вот, в большой степени печальная жизнь…
Невольно у меня возникает вопрос, вернее, два вопроса. Почему так получилось, что Феклуша-Зина не воспользовалась возможностью стать действительно помощницей поэту? Мало жила с ним? Не имела того, что имела молоденькая Аннушка, будущая жена Достоевского, сумевшая всю оставшуюся жизнь посвятить достоянию писателя? И второе – почему Зинаида Николаевна не нашла для себя труд после кончины поэта, не нашла свое место на евангельской ниве после решающей встречи о Прохановым?
Так что, видимо, «пик» ее жизни – это два года самоотверженного ухода за умирающим мужем…
Ольга КОЛЕСОВА
Зине
Двести уж дней,
Двести ночей
Муки мои продолжаются,
Ночью и днем
В сердце твоем
Стоны мои отзываются.
Двести уж дней,
Двести ночей!
Темные зимние дни,
Ясные зимние ночи…
Зина! Закрой утомленные очи!
Зина! Усни...
* * *
Нет! не поможет мне аптека,
Ни мудрость опытных врачей;
Зачем же мучить человека?
О, небо! смерть пошли скорей!
Друзья притворно безмятежны,
Угрюм мой верный черный пес,
Глаза жены сурово-нежны:
Сейчас я пытку перенес…
* * *
Скоро стану добычею тленья
Тяжело умирать, хорошо умереть,
Ничьего не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть…
Зине
Ты еще на жизнь имеешь право,
Быстро я иду к закату дня дней.
Я умру – моя померкнет слава,
Не дивись – и не тужи о ней!
Знай, дитя, ей долгим ярким светом
Не гореть на имени моем:
Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть бойцом.
Зине
Пододвинь перо, бумагу, книги!
Милый друг! Легенду я слыхал:
Пали с плеч подвижника вериги,
И подвижник мертвый пал!
Помогай же мне трудиться, Зина!
Труд всегда меня животворил,
Вот еще красивая картина –
Запиши, пока я не забыл!
Да не плачь украдкой! – Верь надежде,
Смейся, пой, как пела ты весной,
Повторяй друзьям моим, как прежде,
Каждый стих, записанный тобой…