Литературные беседы
Мисюсь, где ты?
Женские образы в творчестве А.П. Чехова
Не раз слышала и читала, будто бы Чехов — женоненавистник. Потому что женские образы в его рассказах
— почти сплошь отрицательные, да и холостяком был: женитьба перед самой кончиной не в счет. По-моему, так могут рассуждать лишь те, кто поверхностно знает жизнь и творчество замечательного русского писателя.
В высшей степени нравственный, деликатный доброжелательный человек. Очень скрытный, одинокий. Сострадательный — и на словах, и на деле: практикующий врач. Не будем заниматься арифметикой — сколько среди чеховских женских образов плохих и сколько хороших. Чехов не был сатириком, мягкий же юмор его всегда слегка скрашен грустью, милосердием, пониманием, жалостью к слабым.
Даже легкомысленную недалекую женщину, Ольгу Ивановну («Попрыгунья»), которая гонялась за знаменитостями и просмотрела такую яркую личность, как собственный муж, талантливый врач Дымов — автор умудряется как бы оправдать, вызвать сочувствие к ней. Ее запоздалое раскаяние, горькие слезы после гибели мужа...
Можно снисходительно улыбаться примитивности героини («Душечка»), тому, как она самозабвенно любит, служит то одному, то второму мужу, а потом и жалкому гимназисту. Но можно и восхищаться ею, как воплощенной женской сутью — жертвенно любить, без оглядки на себя...
Автор зримо, мастерски показывает многие женские пороки, такие, как алчность, лицемерие, амбиция, супружеская неверность («Анна на шее», «Женское счастье»), но разве этот негатив свойственен только женщинам? Любопытно другое наблюдение — пожалуй, нигде в творчестве Чехова мы не найдем так называемой счастливой любви. Впрочем, по моему мнению, само понятие «счастливая» или «несчастная» любовь — весьма расплывчато, относительно и кратковременно. Герои либо мучаются фальшивой тупиковой ситуацией («Дама с собачкой»), либо страдают от безответности («Три сестры», «Дядя Ваня», «Полинька»).
Литература — явление автобиографическое. Чехов, по всей вероятности, не испытал сильного чувства, страсти. Да, чаще всего писатели изображают то, что пережили сами. Но бывает по-разному. Творчество Тургенева, например, сплошь автобиографично. А у Гоголя — плод воображения, причем, гениального! По национальности украинец, жил, в основном, заграницей, а как описал Россию, русский характер!
Есть такое выражение: «Писатель, как пчела, берет мед откуда придется». Взять, например, знаменитую чеховскую «Чайку». Героиня Нина Заречная брошена блестящим, но пустым писателем Тригориным. Внебрачный ребенок погиб. Скитается. Главный мотив — от нечего делать. Убивают чайку просто так.
В семье Чеховых любили Лику Мизинову, она у них часто гостила. Ожидали, что взаимное чувство симпатии между молодой девушкой и писателем перерастет во что-то серьезное. Сейчас трудно назвать причину несостоявшейся любви. Антон Павлович, как опытный врач, уже тогда знал свой диагноз — чахотка. Серьезно относился к своим постоянным обязанностям перед семьей - содержал мать, сестру, помогал брату. Лика покружилась, дернула плечиком и уехала за границу с женатым человеком, который ее вскоре бросил. Родился ребенок, умер. Конечно, Лика узнала себя в «Чайке». Плакала? Обижалась? Утешалась?
Сохранилось много чеховских писем к Мизиновой. Нежных, шутливых, заботливых. «Увы, я уже старый молодой человек, любовь моя не солнце и не делает весны ни для меня, ни для той птицы, которую я люблю! Лика, не тебя так пылко я люблю. Люблю в тебе я прошлые страданья и молодость погибшую мою»... «Старику» 32 года. Шутка, нежность, слова романса — лишь внешняя часть «айсберга». Основное — скрыто. «В Вас, Лика, сидит большой крокодил, и, в сущности, я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое вы укусили».
«Дом с мезонином» — один из самых лирических чеховских рассказов. В милой девушке Жене (Мисюсь) угадывается Лика. Последняя строчка — сердечный возглас героя, потерявшего девушку: «Мисюсь, где ты?» — вздох сердца и самого писателя? В рассказе тонко показано: любят — ни за что. Любовь не объяснишь, не разложишь по полочкам. Герой терпеть не может «правильную», умную старшую сестру, труженицу Лиду,
но влюбляется в праздную Мисюсь.
Любимые чеховские героини — «Три сестры», Раневская («Вишневый сад»), Соня («Дядя Ваня»), Липа («В овраге») и многие другие — как правило, производят впечатление слабых женщин. Сильные же личности, вроде Анны («Анна на шее») или злобной Аксиньи, сокрушающей все на своем пути («В овраге»), оставляют чувство ужаса. Но побеждают — пусть не в буквальном, материальном смысле — как раз слабые, кроткие. Помните чудесный монолог Сони в конце пьесы «Дядя Ваня»?
«Будем трудиться для других, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там, за гробом, мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобой, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную... и отдохнем. Я верую, дядя, я верую горячо, страстно... Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все земное, все наши страдания — потонут в милосердии... Погоди... Мы отдохнем... Мы отдохнем...».
Одна из любимых тем Чехова — извечная борьба добра и зла, победа добра, — при всем внешнем «перевесе» злобных сил. Характерна в этом отношении повесть «В овраге», где, пожалуй, евангельские мотивы звучат сильнее, чем где-либо в творчестве Чехова. Среди жестоких звериных нравов, где, казалось бы, всем правит преуспевающее зло, богатство, несправедливость — сквозь этот мрак вдруг звучит ликующая песнь маленького жаворонка Липы — верующей молодой женщины, устремляющей взор к небу, к Богу, без особых слов и проповедей. Она наивна, она чиста во всех своих поступках и помыслах.
Липа по-детски воспринимает мир, но именно детскость защищает ее от грубого мужа, от алчной Аксиньи, от озлобления. В жизни Липы
появилось короткое счастье — родился сыночек Никифор. Аксинья, сестра мужа, видит в младенце «конкурента», наследника земли, и обваривает новорожденного кипятком. «После этого послышался крик, какого еще никогда не слыхали в Уклееве, и не верилось, что небольшое слабое существо, как Липа, может кричать так. И на дворе вдруг стало тихо».
Повесть удивительна. Рассказывается о таких страшных событиях, хищных людях, а впечатление светлое. Овраг темен и глубок, но и над ним — голубое небо. И как представляется мне, повесть чуть-чуть приоткрывает нам скрытый внутренний мир самого Чехова. «Казалось им, кто-то смотрит с высоты неба, из синевы, оттуда, где звезды, видит все, что происходит в Уклееве, сторожит. И как ни велико зло, все же ночь тиха и прекрасна, и все же в Божьем мире правда есть и будет, такая же тихая и прекрасная, и все на свете только ждет, чтобы слиться с правдой, как лунный свет сливается с ночью». Разве это думает и говорит Липа? Нет, так думает и говорит Антон Павлович. Силой своего таланта и чуткого сердца он поднимает свою героиню над удушливым воздухом «Оврага»...
Дивные страницы повести: Липа идет ночью, несет из больницы домой своего маленького мученика, скончавшегося младенца, идет и тоскует, что некому излить свое горе. И Бог слышит плач материнского сердца. Ей встречаются возчики у костра. Один из них — старик. Липа видит его лицо: «Взгляд его выражал сострадание и нежность. — Ты мать, — сказал он. — Всякой матери свое дите жалко». И дальше следует странный, детский, наивный вопрос Липы: «Вы святые?». Но старик словно и не удивляется, а также простодушно отвечает: «Нет. Мы из Фирсанова». Чем-то неземным веет из этой ночной встречи. Предельная чеховская краткость диалога. Детская чистая вера. Чем лечится горечь материнского сердца? Тихим добрым словом, взглядом...
Беседа продолжается — возчики подсаживают Липу на телегу. Следует извечный вопрос, прямо как у Достоевского: зачем мучиться маленькому, новорожденному младенчику? Старик из Фирсанова честно признается в незнании, но после молчания добавляет: «Всего знать нельзя, зачем да как. Птице положено не четыре крыла, а два, потому что и на двух летать свободно, так и человеку положено знать не все, а только половину или четверть. Сколько ему надо знать, чтобы прожить, столько и знает». А Липа снова спрашивает: сколько дней душа умершего человека ходит по земле? Старик — в своей простой мудрости — отмалчивается и говорит как бы не о том: велика матушка Россия-Липа появляется в самом конце повести, как бы мимоходом, но очень символично. Аксинья выгоняет ее из дома, она теперь свободна, как птица. Идут с матерью, побираются. Но жаворонок звонко поет! «Они пели. Впереди всех шла Липа и пела тонким голосом, и заливалась, глядя вверх на небо, точно торжествуя и восхищаясь, что день, слава Богу, кончился и можно отдохнуть». Неожиданно они встречаются со стариком Цыбукиным, когда-то властным и богатым свекром Липы, а теперь тоже, как и она, нищим, никому не нужным. Губы у него дрожали, глаза были полны слез. Липа достала из узелка матери кусок пирога с кашей и передала ему. Он взял и стал есть... Такая вот необычная вечеря любви. Примирение. Прощение. Без слов. Чеховская проповедь: побеждает слабый. Побеждает добро. Побеждают смиренные, кроткие и святые.
Перечитайте эту удивительную повесть — и вам в ином свете предстанет наш любимый Антон Павлович Чехов.
Так было и в его недолгой жизни — 44 года — без громких слов и рекламы он бесплатно лечил больных, помогал бедным, вечно за кого-то платил в гимназию, отправлялся туда, где свирепствовали голод или эпидемия. Совершил утомительное путешествие — при его-то чахотке! — на Сахалин, и помогал потом каторжникам чем только мог.
Кто-то спросит про недолгое супружество Антона Павловича и блистательной актрисой МХАТа Ольги Леонардовны Книппер. Венчались почти тайно: Чехов хотел избежать свадебной шумихи. Семейная жизнь — была ли она? Жена — в Москве, в театре, муж, тяжко больной — в Ялте или больнице, дни его сочтены. Сохранилась масса чудесных писем Чехова к Ольге Леонардовне. Шутливых, грустных, нежных: «Я жду не дождусь, когда увижу тебя, радость моя. Ну, светик, Господь с тобой, будь умницей. Не хандри, не скучай и почаще вспоминай о своем законном муже.
Ведь, в сущности говоря, никто на этом свете не любит тебя так, как я, и кроме меня у тебя никого нет. Обнимаю тебя и целую тысячу раз...».
Трудно точно определить, как Чехов решился на женитьбу, зная свой диагноз. Последний луч солнца? Связывала общая любовь к театру? Взаимопонимание? Ольга Леонардовна приняла его последний вздох в немецком санатории, в Баденвейлере. Кончина была на редкость тихой и быстрой — Господь освободил Чехова от мук удушья, как это бывает у легочных больных. О чем думал той ночью, в одиночестве, в свои предсмертные минуты писатель — знает только Бог.
Рассказы, повести, пьесы Чехова густо «заселены» персонажами. Кто-то подсчитал, что их более восьми тысяч, и каждый — со своим характером, судьбой, пониманием жизни. Многие из них наивно надеются на лучшее будущее — Надя («Невеста»), Аня («Вишневый сад»), мечтательно вздыхают о Москве три сестры, печально смотрит на погибающий под топором любимый вишневый сад милая Раневская. Возможно, кому-то из почитателей чеховского таланта не хватало «сильных» женщин-лидеров, тех, кто твердо знал, как и что надо делать с печальной жизнью, со всей этой неопределенностью, которая так мучает иной раз нежную женскую душу.
«Царство Божие внутрь вас есть» — слова Христа пронизывают лучшие страницы чеховского творчества. И можно без натяжки сказать, что сам писатель жил так, как исповедал: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли» (доктор Астров, «Дядя Ваня»).
Философ С. Булгаков высказался весьма категорически: «По силе религиозного искания Чехов оставляет позади даже Толстого, приближаясь к Достоевскому, не имеющему здесь себе равных».
Ольга КОЛЕСОВА