Свидетельство
Новое сердце из тканей живых
История жизни одной женщины
Я родилась в семье верующих в Краснодаре. Родители отца были молоканами и за свою веру были сосланы во Владикавказ. В молодости отец переехал в Краснодар, там познакомился с моей мамой и женился на ней. А вскоре семья переехала в Новороссийск, где папу избрали в собрании руководящим братом.
Помню раннее детство, елку для детей на Рождество. Нас, малышей, ставили на стул, и мы читали стихи. Я очень любила читать стихи. А после собрания дети получали рождественские подарки. Помню, как, будучи уже постарше, по дороге в собрание мы с сестрой пели, глядя на камни и колючки под заборами: «Скажите мне, братья и сестры, куда вы хотите идти? Терновник, колючий и острый, и камни, и тьма на пути...».
Папу часто вызывали в «органы», а однажды за организацию похорон брата во Христе папу арестовали. Помню обыск у нас дома, что-то искали, рылись в полупустом сундуке...
В 1935 году, когда мне не было еще девяти лет, умерла наша милая мамочка. Папа остался один с четырьмя детьми. Младшая сестренка была еще грудной и вскоре тоже умерла. После случившегося папа тяжело и надолго заболел. Было тяжелое время репрессий, поэтому о нас, сиротах, верующие заботиться опасались. Многие замкнулись, ушли в подполье...
Посторонние люди посоветовали нам с сестрой пойти в детский дом. Старшая сестра отказалась — она ждала возвращения папы из больницы. А я пошла. Из приемника-распределителя меня направили в детский дом в Армавире. Там я молилась по вечерам Господу, благодарила за тепло и уют. Мне очень хотелось найти среди воспитанников верующих детей — и я присматривалась и прислушивалась к скромным детям, но, услышав от них «черное» слово, разочаровывалась. Очень хотела встретиться со взрослыми верующими, чтобы они поддержали мою слабую детскую веру. Но все было тщетно. Я, как могла, сопротивлялась безбожному воспитанию: не надевала галстук, чтобы меня не брали в кино, предпочитала оставаться одна в пустом трехэтажном здании и заниматься рукоделием.
Но постепенно, как цветок без солнца и влаги, моя детская вера стала угасать. Я начала посещать культурно-массовые мероприятия, принимать в них активное участие. А ведь с раннего детства, с посещения христианских собраний я помнила, что с того, кто знает Истину, спросится. И я не могла спокойно, как другие, веселиться — совесть моя осуждала меня. В такие минуты я думала: «Хорошо тем, кто не знает, — они спокойно
веселятся, и никакие мысли их не тревожат...».
Особенно я полюбила танцы. У нас в детдоме был духовой оркестр, и часто, танцуя под его аккомпанемент, я вспоминала, что буду гореть в огне. И тогда в моей голове рождались такие мысли: «Потом я буду плакать и плакать, а сейчас буду танцевать». Вот так, постепенно враг души увлекал меня на широкую дорогу. А порою бывало и так, что во время танцев на меня нападала непонятная грусть, и я, уйдя в спальню, громко плакала, не понимая причины своих слез. Теперь я знаю, что моя душа томилась и плакала, потому что вместо хлеба я кормила ее мякиной... Иногда, сидя в зале на подоконнике, под звуки музыки я смотрела на звездное небо и думала: «Как это все существует? Кто все это сотворил?»...
Постепенно безбожное воспитание сделало свое дело: мне стало стыдно вспоминать о Боге и думать о Нем. Уходя в армию, мой брат разыскал меня в детдоме и приехал с товарищем навестить. В первую очередь я спросила у него о сестре: «А Надя верит?». Ответ был отрицательным. «Ну и хорошо», — удовлетворенно сказала я. Так ли это было на самом деле, я не знаю. Возможно, брат постеснялся тогда своего товарища.
В 1941 году началась война. К тому времени я с отличием окончила 6 классов. Летом 1942 года немцы взяли Ростов и рвались на Северный Кавказ. Нас не успели эвакуировать из детдома,
и мы пешком уходили из горящего города. Шли днем и ночью, спали на ходу. На станции Отрадное расположились на ночлег на большом школьном дворе под открытым небом. Здесь директор нашего детдома, взяв с собой двух старших девочек, тайком уехала с ними на подводе с продуктами и одеждой. Утром я обнаружила, что осталась одна с малышами. Они плотным кольцом окружили меня, ища во мне защиту и помощь, хотя я сама остро нуждалась в ней.
Я пошла в станицу, разыскала РОНО и рассказала о нашем бедственном положении. Мне, как старшей, поручили 25 детей, отвезли нас в колхоз в 30-ти километрах от станции и поселили в клубе на голом полу. Нам выдавали кое-какие продукты из колхозной кладовой, но, когда пришли немцы, они все разграбили, и для нас наступило голодное время.
Вскоре местные жители разобрали малышей к себе в семьи, а я была уже большая, и меня никто не брал. Я боялась остаться одна и попросилась жить к одной женщине. Она уходила на работу в поле, а я прибирала, ухаживала за животными и вела хозяйство. Однажды, придя с работы, хозяйка сказала мне, что люди осуждают ее за то, что она взяла себе в дом нахлебницу. Я поняла, что должна уйти, хотя была очень ослаблена.
Решила пробираться домой под Краснодар. Это был далекий и нелегкий путь, так как гражданского транспорта в ту пору не существовало. Собрав свои немудреные пожитки, я вышла за хутор на шоссе, чтобы сесть на попутную машину. Не имея помощи от людей, я наконец вспомнила о Боге, от Которого меня столько лет отучали. В тот день я впервые помолилась: «Господи, если Ты есть, помоги мне добраться домой. И тогда я буду верить»...
Вскоре на шоссе появилась немецкая машина, я остановила ее, рассказала по-немецки о себе и попросила подвезти до Армавира. До Армавира машина не шла, и меня довезли до станицы, находившейся в сорока километрах от города. Там я пристала к подводе, с которой и добралась до
Армавира, где Господь послал мне попутчицу до станции Кавказская (г. Кропоткин). Там меня и приютили на ночь. Утром я отправилась на станцию, где обратилась к немецкому коменданту с просьбой разрешить мне проехать до Краснодара. Это было довольно опасно, но меня отпустили целой и невредимой, хотя пропуска не дали.
Значит, до Краснодара придется добираться нелегально. Через эту узловую станцию пело много товарных поездов в разных направлениях. Но как узнать, какой из них пойдет на Краснодар? Я увидела на перроне немецкого солдата, подошла к нему, рассказала свою историю и попросила узнать, какой поезд идет на Краснодар. Не успела я закончить, как солдат засмеялся и сказал мне по-русски: «Я тоже из детдома. Жди здесь, а я узнаю и скажу тебе». Разве это не чудо — встретить немецкого солдата, говорящего по-русски, сердце которого Господь расположил ко мне?!
Целый день я просидела на перроне, ожидая солдата. Вечером, когда совсем стемнело, он пришел и быстро произнес: «Следуй за мной». Я, боясь упустить его из виду, изо всех сил бросилась за ним со своими котомками. После долгого пути по рельсам и шпалам подошли к поезду, груженному гравием и песком. Солдат сказал: «Вот этот идет на Краснодар», - и быстро исчез. Я даже поблагодарить его не успела. С тех пор прошло шестьдесят лет, а я до сих пор с глубокой благодарностью к Господу вспоминаю того солдата, как будто это было совсем недавно!
Взобралась я в этот вагон со своими пожитками, состоявшими из подушки, одеяла, мальчишечьего пальто, кое-какой одежды и чехла от матраца. Огляделась вокруг: то тут, то там сидели люди по 2-3 человека, а я была одна. Было страшновато: в суровое военное время любой мог сбросить меня с поезда, чтобы завладеть моим нехитрым скарбом. Но и на этот раз Господь сохранил меня.
Еще одно чудо ждало меня на сто пятом разъезде, неподалеку от которого находилась моя родная станица Старо-Корсунская. В мирное время здесь далеко не всегда останавливались поезда, но вдруг посреди ночи я почувствовала, что поезд замедляет ход и как вроде кто-то будит меня: «Вставай, вставай!». Я встала и сошла с поезда. Нужно было где-то скоротать ночь, и я вошла в здание полустанка, где в мирное время продавали билеты. Удивительно, но никакого страха я не испытывала — Бог удалил его от меня. Я чувствовала себя, как маленький ребенок на плечах у любящего отца.
В зале никого не было, лишь в помещении кассы слышалась немецкая речь. Я положила свои вещи на скамью и легла отдыхать. Вдруг дверь кассы открылась и вышли два немца. Я, не ожидая вопросов, быстро по-немецки затараторила свою историю. И — о, чудо! — выслушав меня, немцы молча удалились в помещение кассы. Усталая, измученная дорогой и бессонной ночью, я снова легла и крепко уснула. Когда я вспоминаю эту историю, мне становится страшно! В ту пору многих подростков арестовывали, обвиняя в связи с партизанами, а меня Господь хранил...
Утром, отдохнув, я встала и отправилась в путь. Мне предстояло пройти 18 километров через лес до хутора, где находились мои папа с сестрой. По пути я зашла к верующим, знакомым нашей семьи. Когда я представилась, они с радостью приняли меня. Помню, пели гимн «Новое сердце из тканей живых», и я, обладая хорошим слухом, присоединилась к их пению. Переночевав и отдохнув у них, наутро я отправилась дальше через лес, на свой хутор. В пути меня Господь также хранил, и я благополучно прибыла в родной дом.
Увидев меня, сестра рассказала, что уже собиралась ехать в Армавир разыскивать меня. Слава Господу, что Он помог мне добраться домой и избавил мою сестру от тяжких хлопот! Сестра сразу стала говорить мне о Боге, и я вспомнила свою первую молитву и обещание, данное Богу. Я решила твердо выполнить это обещание.
Постепенно я стала читать Евангелие, и от слышания Слова Божьего у меня появилась вера. Я стала молиться перед сном, петь, свидетельствовать соседям. Но возрождения у меня тогда еще не было, хотя я этого и не понимала. У нас на квартире жили две девушки, и, узнав о том, что я умею танцевать, они очень просили меня научить их. Несмотря на то, что мне очень хотелось похвастаться перед ними, я преодолела искушение, твердо решив следовать за Господом, как обещала.
После освобождения нашей территории от немцев я поступила на работу в колхоз. Но учительница сестры сказала, что я должна учиться. Я подумала: «Если я буду учиться в городе, смогу ходить в собрание и принять там крещение». Я могла вернуться обратно в свой детдом в Армавире, где жила бы на полном обеспечении, но боялась, что меня снова начнут перевоспитывать. Я решила, что лучше, как Моисей, страдать от голода и холода с народом Божьим, чем снова подвергнуть себя атеистической пропаганде. Поэтому я забрала в детдоме свой аттестат с отличием и без экзаменов поступила в педучилище в Кропоткине. Там я нашла верующую сестру, а через нее и собрание. Я не пропускала ни одного собрания, с большой жаждой слушала каждое слово — и не могла насытиться тем, что слышала. Я спрашивала сестер, почему так быстро кончаются собрания, а мне отвечали, что всегда бывает три проповеди.
Я чувствовала какую-то разницу между собой и другими верующими. И вот однажды в субботу, после собрания, к нашей группе молодых сестер подошла пожилая сестра и спросила: «Сестрички, а вы уже покаялись?». Я удивилась и ответила: «Я каждый день молюсь по вечерам, прошу прощения, если что не так». А она мне в ответ: «А за все свои грехи?». И тут как будто пелена упала с моих глаз: я поняла, почему я не такая, как все. Вечером на молитве я особенно горячо просила Господа о прощении. На следующий день, в воскресенье, в конце собрания я помолилась вслух во время общей молитвы, прося Господа, чтобы он простил меня за все, за все мои грехи! После этой молитвы я почувствовала большое облегчение, и радость наполнила мое сердце. В слезах очищения я пела вместе со всеми «Радостную песнь». По дороге из собрания я не шла, а летела домой, и, проходя по центральной улице, пела, никого не стесняясь!
По окончании педучилища я получила звание учителя начальной школы, но из-за моих религиозных убеждений мне почти не удалось поработать по специальности. К счастью, знания, полученные во время учебы, пригодились мне в дальнейшей жизни и служении.
Баранова Вера, Майкоп