Литературная страница



Кто вы, Мастер?


Михаил Афанасьевич Булгаков (1891 -1940)


Оба дедушки Михаила Афанасьевича были священниками, а отец — профессором Киевской ду­ховной академии. Как говорили на похоронах отца, этот человек был настоящим христианином. То, что зало­жено в детстве, никуда и никогда не исчезает. Может быть, подспудно огонек живой веры теплился и в писателе? Или он сам, своей личной жизнью, своим твор­чеством затоптал детскую веру, благоговейное отно­шение к Евангелию, Слову Божию? Ответ дать трудно, уж очень жестокое было время, а для «придворных» поэтов, с которыми Сталин играл, как кошка с мышкой, — особенно.

Что убило веру? Безбожие эпохи, жестокость, рево­люция и гражданская война, нечистый образ жизни? У него было три жены. Он шутливо повторял чье-то выражение: первая — от Бога, вторая — от людей, тре­тья — от дьявола (Елена Сергеевна была прототипом Маргариты). Перед третьим супружеством был дол­гий, мучительный двойной развод — с его и с ее сторо­ны. Театральное окружение: ночные банкеты, иссуша­ющие разговоры об искусстве, опустошение, страхи, боязнь одиночества. В последнее время он ходил по улице только с Еленой Сергеевной. Испытывая презре­ние к самому себе за то, что лебезил перед Сталиным, выпрашивал поездку за границу. Все перемешалось. «Дни Турбиных» — любимая постановка Сталина. «Ве­ликий вождь» смотрел ее пятнадцать раз и в то же время поощрял травлю писателя. В Пушкинском Доме, в архиве писателя, хранится альбом с газетны­ми вырезками, наклеенными рукой самого писателя: за­головки грубые и убийствен­ные.Но почему-то его не аре­стовывали. Впрочем, неизвест­но, где было в то время лег­че, в концлагере или на воле.

«Мастер и Маргари­та» — роман во многом автобиографический. Писа­тель талантливо, порой гротес­кно передал атмосферу тех дней: доносы, трусость, предательство, окололитературная война, воинству­ющее безбожие, мучительный поиск истины, приводящий человека в сумасшедший дом...

Роман он писал двенадцать лет. Было множество вариантов. Сжигал, правил. Переделывал именно конец (то, что связано с Воландом и другими духовными су­ществами) до самой смерти. Сам автор считал роман незаконченным. Перед смертью шел процесс нравствен­ного прозрения, переоценки, оттого он так и огорчался, что нет сил переписать все заново...

В романе явно влияние Данте, Гете, Достоевского, Гоголя, Гофмана. Сам эпиграф взят из «Фауста» Гете: «Так кто ж ты, наконец?» — «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Давайте вспомним слова Христа о сатане: «Лжец и отец лжи» (Иоанна 8:44).

«Мастер и Маргарита». Споры вокруг романа про­должаются и сегодня. Сатанисты считают роман «сво­им», другие видят в романе христианский подтекст, изложенный эзоповым языком. Третьи считают его атеистическим произведением.

Булгаков, как он обычно делал, приглашал домой слушателей и читал вслух. Все ужасно пугались и то­ропились уйти. Роман о Христе и Пилате?! Я хорошо помню свою реакцию, когда мне удалось получить на два-три дня драгоценные номера журнала «Москва». Это было летом 1967 года. Потом, после краткой «от­тепели», эти номера изъяли из библиотек. Впервые мы читали что-то о евангельских событиях в советском журнале — и без всякого издевательства. Непривычно звучали имена: лишь потом я узнала, что Иешуа — это Иисус, но на еврейском, а не на греческом. Что Га-Ноцри на иврите — человек из Назарета, а Воланд — одно из имен сатаны. А сколько вопросов возникло после этого романа! Многие стали искать Евангелие, чтобы сравнить библейский и литературный тексты...

Спор же между сатанистами и теми, кто ставит Булга­кова по другую сторону баррикад, — дело действитель­но неясное.

Те, кто называет роман христианским, справедливо указывают: Воланд знает и слушается Христа — начи­ная со встречи на Патриарших прудах и кончая его последним разговором с Левием Матфеем. Воланд не называет Христа по имени. Но именно он свидетель­ствует о Христе, что все на небе и на земле подчиняют­ся Ему. Воланд признается, что «милосердие не по его ведомству».

Но при всем том текст романа насыщен деталями, не находящими никакого соответствия в Евангелии.

Может быть, самое несовместимое с Библией в романе — «покой», куда отправляют Мастера и Марга­риту: некое среднее состояние между раем («светом») и преисподней. Скольким людям во все времена хоте­лось надеяться на это «среднее» место в вечности: мол, я не с Богом, но я и не делал ничего против Бога, значит, меня надо куда-то в середину. Величайшее заб­луждение, самообман. Христос сказал определенно: "Кто не со Мною, тот против Меня!" В 30-е годы в нашей атеистической стране было немало писателей и ученых, которые, «доказывая», будто евангелисты описывали жизнь Христа произвольно, даже самого Иисуса не считали реальной исторической личностью. Но мне не хочется думать, что для Бул­гакова Евангелие ничего не стоило, не было авторитетом. И не только потому, что его детство и юность прошли в атмосфере живой домаш­ней церкви, не только потому, что за него с самого рождения молились и дедушки-священники, и верующие родители.

Впрочем, гадать тут нече­го. В условиях гонений, травли, ко­торые были объявлены в те годы всему, что связано с Евангелием, перенести читате­ля в атмосферу евангельских событий, говорить об этом без всякого издевательства и иронии — это уже поступок! Это исповедание. Исследователи, изучая чита­тельские формуляры Булгакова, выясняют, что он чи­тал и Тацита, и Флавия, и Ренана, и сами тексты Еван­гелий....

В романе много мыслей, над которыми стоит заду­маться. Булгаков считал, что самый страшный грех — трусость, предательство. Трусость, внутренняя зависи­мость, несвобода мучили не только Пилата, но и самого Булгакова. Знаете ли вы, откуда взято выражение «ма­стер»? Весь роман пронизан той страшной эпохой, уро­дующей души. После ареста Мандельштама Сталин позвонил опальному Пастернаку и иезуитски выспраши­вал его, друг он Мандельштаму или не друг. И слушая невнятный лепет перепуганного Пастернака, бросил: «Но ведь он же мастер, мастер?»

По роману, сам Мастер проявил слабость: сжег роман о Понтии Пилате, отказался от борьбы. Булга­ков очень сурово судил себя за то, что в чем-то и он променял свое первородство, роль свободного писате­ля на чечевичную похлебку. За год до кончины, в 1939 году, он написал пьесу о Сталине — «Батум», рассчиты­вая заслужить одобрение вождя (хотя по ночам на театральных банкетах мог рассказывать убийствен­ные байки про кремлевского горца). Пьесу в после­дний момент запретили сверху, посчитали, что «отец народов» не может быть персонажем театральной по­становки.

В образе Мастера очень много автобиографическо­го, в том числе и такая деталь: Мастер стал бояться темноты, как и Булгаков в последние годы жизни. Это одна из стадий психического заболевания. Спать приходилось с огнем.

Другой штрих — из разговора Воланда с Маргари­той: «Мы вас испытывали, никогда ничего не просите! ...И в особенности у тех, кто сильнее вас». В этом совете Воланда — целая драма внутренней жизни Бул­гакова, который презирал себя за свои постоянные просьбы, письма к Сталину. Просил работы, просил выслать его из СССР. Просил и трусил. Помните, почему Мастер не удостоился света, а был послан только в покой? За слабость, трусость, неспособность к борьбе — за что Булгаков так казнил себя. По Булгакову, трусость Мастера и Пилата — самый главный порок, самый главный грех. Помните библейский текст: «бо­язливых... участь в озере, горящем огнем и серою» (Откровение 21:8). Слаб человек, но Бог знает наши слабости и дает милость, снисходит к нам, «льна куря­щегося не угасит, трости надломленной не переломит». На мой взгляд, страшнее трусости — лицемерие, фари­сейство. Трус может каяться, фарисей же кается край­не редко... А говорить о «трусости» наших отцов, всех тех, кто жил и дрожал в сталинское время, кто подни­мал руку за «врагов» народа, — кто им судия?

Легко нам сейчас судить боязливых, обвинять быв­ших ссыльных за мнительность, замкнутость. Тот, кто этого не пережил, никогда не поймет, чем и как калечи­ли души.

Булгаков, как и его герой Мастер, — мученик. Сво­его времени, своих страстей, своего творчества. Помни­те сломленного Мастера в конце романа? Наверное, Булгаков описывал свое собственное состояние: ни мечтаний, ни вдохновения. Но неужели не мелькала мысль о собственной молитве?

Воланд и его свита проваливаются в бездну. Пилат идет разговаривать со Христом. И только Мастер и Маргарита идут в какой-то надуманный покой — цве­тущие вишни, Шуберт, одиночество вдвоем. ...И это — навсегда? Знать, что рядом есть Свет, Жизнь, Истина, и не взмолиться к Тому, Кто есть все во всем?

...Скончался Булгаков в марте 1940 года в возра­сте 49 лет. Свой диагноз, нефросклероз, знал за два года до смерти, очень мучился, принимал наркотики, пробо­вал лечиться гипнозом. Умер в сознании. Последние минуты перед смертью просил жену Елену Сергеевну похоронить по гражданскому обычаю, чтобы на моги­ле не было креста. В воспоминаниях жена огорчается: «Он был верующим!» Однако боялся, что похороны по-церковному могут повредить Елене Сергеевне. Штрих времени: страх въедлив. Елена Сергеевна пишет, что сама она тайком от него бегала в церковь и ставила свечки «за здравие»... Булгаков знал, что умирает. Какими были его мысли, его слова, кроме распоряже­ний о похоронах, мы не знаем. Говорят, что за границей есть архив, какие-то письма, проливающие свет на это.

Булгакова хоронили по-коммунистически — через крематорий. До начала 50-х годов на могиле не было креста, лишь прямоугольник травы с незабудками да молодые деревца. Но вдова писателя постоянно искала камень или плиту. Однажды увидела в глубокой яме, среди кладбищенского мусора, огромный камень. Спра­шивает: что это? Отвечают: «Голгофа». «Как "Голго­фа"?» Оказывается, это камень с могилы Гоголя в Даниловом монастыре. Так и назывался: «Голгофа». Гоголя, как известно, перезахоронили, могилу уничто­жили, на новой могиле поставили новый памятник, а этот камень выбросили. Елена Сергеевна с трудом перевезла камень, и он погрузился глубоко в землю над урной с прахом Булгакова. Стесанный верх без креста, со сбитой строкой из Евангелия, выгля­дел странно. Тогда всю глыбу перевернули основанием наружу. Булгаков как-то писал, вспоминая Гоголя: «Ук­рой меня своей чугунной шинелью». Гоголь укрыл Булгакова камнем.


Ольга КОЛЕСОВА


назад

Hosted by uCoz