Документ без названия

Мария Петровна Мясоедова прожила долгую и удивительную жизнь - восемьдесят девять лет! (1872-1961). Дочь потомственного русского дворянина-губернатора, воспитание и образование она получила в Париже, свободно владела французским, немецким и английским языками.

Прекрасная видом девушка состояла фрейлиной петербургского императорского двора. Был уже намечен брак, жених также принадлежал к высшей знати. Но вот однажды в Париже 18-летняя Мясоедова услышала на улице горячую проповедь о Христе отряда Армии Спасения. Бог коснулся ее сердца, и вся жизнь девушки резко изменилась.

Мария Петровна вступила в Армию Спасения, решительно отказала жениху, порвала с родителями и всей блестящей придворной жизнью. Стала капитаном Армии Спасения, шесть лет проповедовала в составе уличных миссий в Париже, Бордо, Лионе, Лондоне, Женеве.

Но вот однажды она встретилась с одним из русских евангелистов, и тот уговорил ее трудиться на родине, в России. Это был 1913 год, в Петербурге действовал Дом Евангелия на 24-й линии Васильевского острова (в советское время - административное здание завода "Электроаппарат"), и Мясоедова с присущей ей страстью и энергией включилась в деятельность этого духовного и благотворительного центра русских баптистов. Издатель, поэт, "душа" детских рождественских елок, всевозможных групп по уходу за больными, организатор - уже в 20-е голодные годы советской власти - при Доме Евангелия приюта для бродяг.

Милосердие тогда каралось законом. Аресты, концлагеря, ссылки. Дом Евангелия закрывается в 1930 году, но Марию Петровну арестовали раньше, как и других служителей этого просветительского и благотворительного центра. После тюрем и лагерей - голодные скитания. Последние четырнадцать лет своей жизни она провела в доме инвалидов в местечке с символическим названием "Тупик" (Красноярский край). Там ее и разыскали верующие.

Сохранилась переписка Марии Петровны с теми, кто, не боясь преследований, поддерживал с ней отношения до самой ее смерти. Ей не раз предлагали поселиться у кого-то из верующих, но, как истинный воин Христа, она видела смысл своей жизни в служении еще более несчастным. Выдержки из некоторых ее писем мы сегодня и предлагаем вашему вниманию.

«Мир Вам, мир и неугасимый свет свыше, дорогой брат Степан! Вчера под вечер принесли мне Ваше письмо. В первые минуты мысль остановилась в некотором недоумении, но внезапно, точно занавесь, поднялась, и прошлое возникло...

Да, дорогой брат, я вспомнила. Вас, и чем дольше вспоминала, тем рельефнее, живее становились Вы таким, каким Вы были тогда. Конечно, мы оба изменились с тех пор наружно, но крылья духа ведь окрепли за годы стольких испытаний и тяжелых переживаний. Да будет благословен трудный путь последователей Возлюбленного Христа, Он так близок в такое время.

Вы были горячим, брат. В молодости мы, как водопад, бурлим, сверкаем, а с годами течение нашей жизни становится тише, но глубже - все расширяется и в спокойном величии сливается в необъятный океан вечности. Вы ведь гораздо моложе меня. Мне 81 год.

Могла ли я, когда мы собирались на Коломенской, представить себе, что испытания веры впереди: восемь тюрем, концлагерь, Соловки, ссылка в леса Вологды и, наконец, Сибирь... Скиталась по избам, где нянчила младенцев, стерегла огороды, была при смерти, и вот уже седьмой год, что нахожусь в доме инвалидов, где вполне обеспечена.

Родных по плоти у меня нет: одни умерли, другие уехали заграницу, и я ничего о них не знаю. После всех бурь жизни Господь привел меня в тихую пристань, впрочем, не очень-то тихую. Много здесь страданий у немощных инвалидов. У нас старенькие и молодые: всех потерпевших кораблекрушение в омуте жизни, одиноких, нищих, всех Советская власть устраивает в доме инвалидов. В Тупике их пять, наших два корпуса для самых слабых, в которых много лежачих, они сами есть не могут, я кормлю некоторых, ухаживаю и читаю Священное Писание...»

«Когда меня, гнали на допрос или вталкивали в "столыпинский" с решетками вагон или тюрьму, вдруг будто шепот, однажды так ясно: "Это Я, не бойся!" Вздрогнешь от радости, кровь прильет к сердцу, и разом - как ни в чем не бывало, ничего не страшно...»

«Конечно, мне было бы отрадно находиться среди драгоценных братьев и сестер, но перед отходом из мира лучше отрешиться от всего, что привязывает к земле. На крыльях неземных стремлений надо мысленно возлетать в мир бессмертный, совершив все земное в духе любви к людям, не только к своим верующим, но и к труждающимся и обремененным мира сего, к находящимся в беде, как тот человек, о котором в притче о милосердном самарянине сказал Христос.

Если бы вы здесь пожили, то удивлялись бы не меньше моего, как инвалидки-старушки чужды духу христианской любви друг к другу и к людям. Сварливы, завистливы, недоброжелательны, а любимое их выражение: "Бог смерти не посылает". Это когда что-нибудь заболит, а сами всегда требуют лечения и сердиты на медсестру, если не дает пилюль, облаток, капель. Пищей недовольны, любят сплетни, а смерть не за горами, но она желаема лишь как освобождение от разных немощей. А где жажда Бога? Желание света Христова?

Читаю им Евангелие, разъясняю, но скоро все проходит, потухает, семя падает на каменистую почву. А сколько желания хорошо поесть, купить в лавке гостинцев, да и многие покупают "чекушку" - и больны, и пьяны. Вот она, невозрожденная природа! Думается, не для того ли Христос-Спаситель привел меня в эту среду тени смертной? Надо мне думать не о том, что мне отрадно, что мне хорошо, а о том, как до последней возможности открывать им Иисуса Сына Божьего, Который их любит, как и меня, и умер за нас. Их так жаль подчас, когда прислушаешься к их разговорам и ссорам, но они меня все-таки любят...»

«...Дорогой Степа, песни, присланные Вами, прекрасны, особенно "Жить для Иисуса, с Ним умирать" - вызвала слезы. Во второй корпус, в седьмую палату переводят умирающих, и в эту палату смертников попасть все очень боятся, потому что здесь плохой и даже бессердечный уход со стороны нянь и вообще тяжелые условия, и вот этот гимн явился как бы подтверждением того, что я им говорю. Что касается нот, то их никто не знает, да и петь вслух такие песни нельзя. Несут щи и кашу овсяную. Мы ведь в матушке-России, хоть и в Азии...»

«Я живу с восьмью сопалатницами, из которых одна совершенно сумасшедшая, вторая доставлена сюда из дома умалишенных, остальные просто неграмотные из сибирских дальних деревушек, суеверные, неразвитые, к ним приходит массовичка, читает детские сказки, которые они слушают с удовольствием, а если им читать нечто более полезное - они не слушают, шепчутся, даже уходят. Евангелие никакого действия на них не имеет...»

«...Получила от Господа сил поухаживать за хроническими больными. Иным приходится просовывать пищу из ложки в рот пальцами - паралич губ, но зубы еще жуют. Иным надо пальцами совать пищу в глотку - паралич рта, иным одной рукой держать голову, а другой совать ложку в рот. Это питание берет очень много времени, требует усилия, терпения, жалости. Мой вид древней старухи не соответствует такой работе, но "сила Моя совершается в немощи" - эти Божественные слова для врачей-атеистов тайна...»

«Сущность духа - есть чувство вечности. Конечно, это чувство меняется с течением времени. Шекспир в его время, в своем знаменитом "Гамлете", в монологе Гамлета дает понять, что он верит в вечность загробной жизни: "Что будет сниться во время сна смерти". Он верил, как в наше время думают простые люди из народа, что в гробах умершие будут ждать день воскресения, когда придет день суда. Гете тоже в одном из своих стихотворений касательно надежды, писал, что даже у старцев в гробу появляется надежда, Христос призовет при звуке последней трубы, которая проникает и в гробы. Все это живет в чувствах людей мира сего, будь они знаменитые или совсем простые...»

Книга о жизни этой удивительной женщины-миссионерки скоро выйдет в петербургском издательстве "Библия для всех". Переписывался с Марией Петровной Степан Севастьянов, поэт, соработник Мясоедовой по Дому Евангелия, тоже уже отошедший к Господу.

Письма Марии Петровны нам всем урок и упрек, когда мы начинаем роптать и жаловаться при нашей относительно благополучной жизни. Старухи дрались из-за каши, а Мария Петровна печатала в стенной газете радостные стихи о цветах и птицах, щедро делилась посылками, которые ей присылали верующие, разыскавшие ее в этом тупике жизни. И думается, самое трудное и ответственное служение капитана Армии Спасения Марии Петровны Мясоедовой было не на улицах Парижа или Бордо, не в просторных залах петербургского Дома Евангелия, а в будничной и прозаичной жизни женщины-христианки среди непонимания и злобствующей бедности.